Menu Content/Inhalt
Главная arrow Публикации arrow Культура arrow Ермакова Л.М. Мифическое и лирическое: о превращениях одного образа
Ермакова Л.М. Мифическое и лирическое: о превращениях одного образа Печать E-mail
07.05.2013 г.

Мифическое и лирическое: о превращениях одного образа [1]

Л.М. Ермакова

Из всех божеств-повелителей природных стихий боги, связанные с ветром, в японской мифологии, верованиях и литературе оказываются разработаны наиболее подробно и глубоко. С древних времен существуют разнообразные божества ветра, святилища, с ним связанные, молитвословия Норито, усмиряющие силу ветра. Более того, считается, что в японском языке содержится около двух тысяч слов для наименования разных видов ветров. Вероятно, эта разработанность понятия объясняется, во-первых, тесной связью ветра с сельскохозяйственной деятельностью на Японских островах, а во-вторых, определенной предсказуемостью, сезонностью, периодичностью перемещения воздушных масс в муссонном климате. То есть, ветер некоторым образом поддается исчислению - в отличие от непредсказуемых внезапных землетрясений и цунами.

Впервые слово, обозначенное китайским иероглифом «ветер», встречается еще в мифологическом своде «Кодзики» [2]. Пришедшие из Китая представления о ветре, связанные с заимствованным из Китая же иероглифом, приобрели в Японии ряд отличий, которые, однако, не ограничиваются толкованием иероглифа (который со временем претерпел смысловые изменения). В Китае, а затем и в Японии считалось, что ветер несет в соответствующем направлении волю богов и затем ее тем или иным образом воплощает. Отсюда, кстати, происходит и приобретшее огромное значение в Японии китайское понятие фудо (буквально «ветер и земля»), т.е. «соединение ветров и поветрий с данной местностью», что обычно понимается как все мыслимые характеристики в их совокупности: естественная история края, его климат, рельеф местности плюс человеческие нравы и обыкновения, черты характера, приписываемые обитателям края как их неотъемлемые свойства, принятые в данной местности типы хозяйственной деятельности, традиции и т.п.

Японцы сразу и без особых изменений восприняли понятие фудо и по китайскому примеру стали составлять описания различных областей раннего японского государства - фудоки (буквально «записи о ветре и земле»).

В китайских гадательных книгах фигурируют боги ветра восьми направлений, или, в сокращенном варианте, четырех, по основным сторонам света. То есть речь идет о божествах четырех направлений, которым служат четыре ветра, в именах которых есть слова «север», «юг» и т.д. Это почти универсальная черта, характерная для многих мифологий: например, представления о четырех ветрах как координатах пространства встречаются в античной мифологии, у индейцев Северной и Южной Америки и др.

Структура пространственной ориентации по сторонам света была воспринята в Японии из Китая с самых давних времен, однако в японской мифологической таксономии понятие богов ветра восьми или четырех направлений не закрепилось с такой же отчетливостью, - и это одно из отличий японской адаптации данного понятия.

В японских мифологических текстах мы увидим совсем других богов ветра, не связанных с четырьмя направлениями, а в ранней поэзии и литературе найдем множество названий ветров, также имеющих совсем другие смыслы и этимологию. Даже если разновидность ветра записывается иероглифами «восточный ветер», «южный ветер» и т.д., в средневековой литературе эти слова имеют совсем другие чтения и значения, не связанные с направлением. Так, бином «восточный ветер» в танка на самом деле не означает ветер с востока как таковой: если этот бином читается аю или аи, то это ветер, дующий летом с Японского моря с севера и северо-востока; если коти, то по направлению он может быть и с востока, но само это слово, по указанию лексикографов, передает значение ветра не очень сильного, но дующего с большой скоростью.

Вообще вдоль побережья Японского моря зафиксировано много слов, определяющих конкретные особенности ветра и возникших в связи с морской навигацией. Но есть они и на суше. Например, в провинции Синано (нынешняя префектура Нагано), согласно «Дзиккинсё» («Десять избранных толкований», собрание сказаний сэцува, 1252), был специальный служитель святилища, называемый кадзэ-но хафури, «служитель ветра», который должен был 100 дней в году проводить в затворе, соблюдая пост. В районе Тохоку божество ветра имело в народе прозвище Кадзэ-но Матасабуро и было наделено странным обликом, но связанные с ним фольклорные сюжеты рисуют его добряком-дарителем (Миядзава Кэндзи написал про Кадзэ-но Матасабуро поэтичную сказку для детей, которая была экранизирована и как короткометражный игровой фильм, и как анимэ, где главным персонажем был мальчик-ветер). В провинции Эттю, в города окрестностях Яо (нынешняя префектура Тояма) проводили даже Кадзэ-но бон, по образцу ежегодного ритуала о-Бон, поминовения усопших предков, когда, по верованиям, предки временно возвращаются в свои дома, где им оказываются соответствующие почести и подносится угощение. В упомянутом случае ветру оказываются почести и приношения как божеству-предку, которого затем, как и полагается, провожают обратно на небо. Часто ветер имеет определенное название, которое несет идею периодичности, а также указывает на конкретное место его образования. Одну группу ветров в ранней поэзии составляют топонимические производные, например, «ветер Икахо» - ветер с горных склонов Икахо провинции Кодзукэ (ныне север преф. Гумма); по той же схеме образованы от топонимов «Харуна-кадзэ», «Асама-кадзэ» и т.п. Из самих названий ветров направление не явствует. Например, Минамото-но Санэёри в своем трактате об искусстве поэзии (первая треть XII в.) разъясняет принятые в поэзии названия с точки зрения сторон света - по-видимому, читателю требовались эти пояснения: «...названий ветров, как видно, много... Есть ветер, называемый коти, это ветер с востока. Есть именуемый аю, тоже восточный. Ветер анаси - чаще всего северо-западный. Синадо - как раз тот, что упоминается в церемонии великого изгнания скверны, совершаемой жрецом Накатоми. Есть ветер, именуемый хиката, это ветер юго-восточный. Ветер сердечных связей, о нем поется в песнях саибара. Его воспевают, когда хотят встретиться с девушкой. Есть ветер, называемый синово фубуки, о нем тоже поют в песнях саибара. Есть ветер, дующий сверху вниз, с пика горы к подножию. Есть ветер когараси, в начале зимы он сдувает листья с деревьев. Помимо названных существует еще множество имен ветров, но о них не поют в песнях, поэтому они здесь не приводятся» [3]. Можно привести множество других названий ветров: анадзи, аоараси, абуракадзэ, инаса, ороси, каиёсэ, камиватаси, кариватаси, новаки и т.д. Еще одно интересное свойство данного списка - он принципиально открыт. Например, сравнительно недавно возникло слово биру-кадзэ, где биру - от английского building, то есть речь идет о ветре-сквозняке, возникающем между двумя близко стоящими зданиями высокой этажности.

Ветер в японских мифах фигурирует неоднократно, прежде всего как магическая субстанция, служащая посредником для обмена сообщениями, и как канал перемещений между мирами, он оказывается способен переносить материальные тела и информацию - не только в мир мертвых, но и в обитель богов, хотя, согласно «Кодзики», тоже в связи с погребальным ритуалом.

Вероятно, самым отчетливым проявлением способности ветра создавать проходы между мирами и служить транспортным средством в этих проходах можно считать заклинания, обращенные к ветрам в норито великого очищения, записанных в «Кодексе Энги» в 924 г., где говорится: «Пусть в дворцовой обители небесной действо начнётся, и жрец великий Накатоми у деревьев крепких небесных низ обрубит, ветви срежет... И возгласит грозные слова заклятия, заклятия небесного. И когда услышат боги те слова, то в стране Поднебесной в четырех направлениях, начиная с государя нашего, внука божественного, прегрешения уже таковыми не будут, и как восьмислойные облака небесные ветер разгоняет, дующий из тех мест, где ветры родятся, и как утренний туман священный, вечерний туман священный утренний ветер, вечерний ветер дуновением изгоняет, и как большой корабль от гавани большой, когда, канаты от носа отвязав, канаты от кормы отвязав, в Равнину Великого Моря направляют, так и нарушений оставшихся не будет, даруется изгнание их, очищение их, унесет их с собой в Великого Моря Равнину богиня Сэорицухимэ, что пребывает в стремнинах рек стремительных, что падают, низвергаясь, с гребней высоких гор, низких гор. И коль унесет она их, то там их возьмет и проглотит богиня Хаяакицухимэ-но ками, пребывающая в месте встречи восьми сотен течений, восьми дорог течений, восьми сотен дорог течений, бурных течений, и коль проглотит она их, то сдует их в Нэ-но куни - Страну Корней, в Соко-но куни - Страну Дна бог Ибукитонуси, в дверях дыхания дующего пребывающий. И коль сдует он их, то возьмет в блуждания свои и потеряет богиня Хаясасурахимэ, в Нэ-но куни, в Соко-но куни пребывающая...» [4]

Объединяя основные дошедшие до нас мифологические тексты древней Японии, можно предположительно выделить следующие мифологические мотивы, связанные с ветром, и основные функции ветра: 1) ветер как божество; 2) ветер как канал передачи сообщений; 3) ветер как проход между мирами; 4) ветер как звук и голос, в том числе голос божества; 5) ветер как средство перемещения по воде и по воздуху; 6) ветер как злокозненный дух; 7) ветер как часть характерных китайских биномов «ветер-дождь», «ветер-волны», входящих, так сказать, в дальневосточный «алфавит мира».

Если мы обратимся к поэзии «Манъёсю», то найдем все эти конструкции с некоторыми усилениями и приращениями. По подсчетам японских филологов, стихотворения, в которых встречается понятие «ветер», в «Манъёсю» составляют 4 процента от общего числа танка, то есть примерно 180 стихотворений. Интересно, что затем, по мере составления последующих поэтических антологий, этот процент начинает расти и в «Синкокинсю» уже достигает 16 процентов.

Интересно, что в «Манъёсю» мы обнаруживаем еще одну способность ветра, которая отсутствует в вышеприведенном списке его мифологических свойств, то есть не зафиксирована в мифологических сводах.

Сам по себе ветер, по поверьям древности, отраженным в «Манъёсю», предвещал скорую встречу с возлюбленным. Например, в танка: «О ветер Асука! / Столица далека, / И ты напрасно дуешь ныне» (Манъёсю, № 51, пер. А.Е.Глускиной). Или же, как часто бывает в фольклоре, действовала его антиномическая функция - ветер выступал как образ злой силы, препятствующей счастью.

Однако в «Манъё:сю:» есть и более специфические любовные мотивы. Например, в песнях, написанных от имени мужчины, часто встречаются пожелания, чтобы ветер развязал шнуры одежд. В некоторых случаях прямой призыв-обращение к ветру отсутствует, но в тексте стихотворения есть и дующий ветер, и мотив развязывания шнура, а последнее представляет собой прямой намек на любовные отношения.

Еще один поэтический троп, который отсутствует в мифологических сводах, но подробно разработан в поэзии, это свойство ветра раздувать и клонить к земле разные объекты. Группа стихотворений, объединяемых мотивом склоняющихся под ветром предметов, самая многочисленная среди текстов, связанных с ветром. Особую группу составляют песни, где ветер склоняет рукава одежд, что тоже можно считать метафорой любовных отношений. Однако наиболее распространенный список «клонимых» объектов составляют растения, цветы и травы. В «Манъёсю» клонится и качается большое число разного рода флоры, включая цветы сливы и вишни, ветки кустарника хаги, листья клена, водоросли, тростник, плющ кудзу, бамбук, сосну, ветви ивы. В массе своей все эти тропы, видимо, также можно числить по разряду земледельческой и календарной магии, связанной с идеей плодородия. Все эти поэтические образы, связанные с растениями, клонимыми ветром, передают представление о сближении двух удаленных друг от друга и разнящихся между собой объектов.

Можно предположить, что концепция ветра как могущественного фактора земледелия и земледельческой магии была перенесена в литературной поэзии на отношения между мужчиной и женщиной и, по мере развития и укоренения в культуре лирической поэзии, стала причиной возрастания числа песен о ветре в жанре танка. Сама эта связь с идеей плодородия с течением времени могла становиться все более латентной, но, видимо, в подсознательном слое культуры происходило усиление лирического потенциала этого архаического представления.

Примечания:

[1] Полностью статья под заглавием «Ветер как миф и как фактор ранней японской культуры» опубликована в: «Синто: память культуры и живая вера». Сб. памяти Умэда Ёсими. М., АИРО-XXI, 2012, с. 29-51.

[2] «Кодзики» - первый японский мифологический свод, предшествовавший «Анналам Японии» и составленный в 712 г. Рус пер: Записи о деяниях древности. Свиток Первый (пер. Е.М.Пинус). СПб., Шар, 1994. Свиток 2 (пер. Л.М.Ермаковой), свиток 3 (пер. А.Н.Мещерякова), СПб., Гиперион, 1995.

[3] Нихон кагаку тайкэй (Основные произведения японской теории поэзии вака). Токио, Фусума сёбо, 1991. 7-е изд. Т.1. С. 155.

[4] Норито. Сэммё. Пер. Л.М.Ермаковой. (Памятники письменности Востока. Вып. XCVII). М., 1991. С. 112.
 
« Пред.   След. »