Menu Content/Inhalt
Главная arrow Публикации arrow Лингвистика arrow Катасонова Е.Л. Японское ганстерское кино: происхождение жанра
Катасонова Е.Л. Японское ганстерское кино: происхождение жанра Печать E-mail
26.02.2015 г.

Японское ганстерское кино: происхождение жанра

Е.Л. Катасонова

После «золотого века», который пережил японский кинематограф в 1950-е годы, наступило время абсолютного господства телевидения, регулярные передачи которого начались в Японии в 1953 г. С тех пор голубые экраны, казалось, навечно приковали к себе тысячи, а затем и миллионы телезрителей. А домашние кинопросмотры вскоре заменили им привычные походы в кинотеатры и стали комфортным времяпрепровождением в кругу семьи. И как реакция на это нововведение происходит массовый отток зрителей из кинотеатров, число которых стало стремительно сокращаться. Не помогли кинопрокатчикам ни широкий экран, впервые установленный в Японии в 1957 г., ни широкоформатные ленты, которые стали демонстрироваться в 1961 г. Резкий спад наметился и в кинопроизводстве, а в национальном прокате выросла доля зарубежных фильмов, причем около 60% из их числа составляли ленты производства США.

Для спасения отечественного киноискусства японские кинематографисты вынуждены были уйти в серьезные художественные поиски злободневных тем, захватывающих сюжетов и новых оригинальных форм. Так рождалось японское жанровое кино, позволившее многим талантливым японским режиссерам найти путь для творческого самовыражения. В эти годы одним из лидеров кинопроката становятся якудза- эйга - ганстерские фильмы, когда-то рассчитанные исключительно на японскую аудиторию, а в наши дни хорошо известные и за пределами Японии благодаря именам их создателей - режиссеров: Фукасаку Киндзи, Судзуки Сэйдзюн, Китано Такэси, киноактера Такакура Кэн и др. Но не только эти культовые фигуры привлекают к себе массового зрителя. Сам жанр якудза эйга обладают необычайной выразительностью, динамизмом сюжета, неординарностью образов героев, да и само слово якудза всегда интригует публику своей преступной романтикой.

Понятие якудза родилось в Японии еще в ХVП в. В дословном переводе оно означает сочетание цифр «893» - проигрышную комбинацию в популярной в прошлом карточной игре. Первые якудза или, образно говоря, «люди 893» также были неудачниками, правда, не в картах, а в жизни. Не имея крыши над головой и средств к существованию, они странствовали по деревням и зарабатывали себе на пропитание карточной игрой. Многие из них являлись выходцами из семей крестьян и ремесленников, а также обедневших самураев - ронинов. И, будучи в душе благородными романтиками, а на деле неплохими фехтовальщиками, они всегда были готовы прийти на помощь такому же, как и они, простому люду, страдавшему от произвола самураев и чиновников. Этакие японские Робин Гуды, у которых, был даже свой свод моральных правил - нинкёдо, чем-то напоминающий кодекс самурайской чести бусидо. Причем, в обычаях у якудза всегда строго соблюдался запрет на их вмешательство в жизнь обычных людей.

Правда, как замечает киновед Сато Тадао, «якудза эпохи феодализма были просто бандитами, а не свободными людьми нинкёдо [1]. Такое перерождение произошло уже потом в ХIХ в. Но в народе за якудза долго еще сохранялся этот почти мифологический статус народного защитника, который возник в средневековой Японии. Однако к середине ХХ в. былые благородные деяния якудза и их образ справедливых преступников окончательно ушли в предания. Теперь якудза уже олицетворяли собой мир современного криминала - представителей организованной преступности, которая охватила всю страну, стремительно сращиваясь с бизнесом и политикой и превратившись в одну из самых острых социально-политических проблем в Японии. И японские кинематографисты, почувствовав актуальность этой проблемы, сразу обратились к этой теме, приступив к массовому производству ганстерских фильмов. В расчет шли, как своего рода социальный заказ - задачи борьбы с преступностью, так и четкие ориентиры на коммерческий успех, ведь подобного рода тематика давала широкие возможности для построения захватывающих детективных сюжетов и всегда пользовалась большим спросом у японских зрителей.

Этот жанр зародился в Японии еще в довоенные годы и был тесно связан с историей так называемого самурайского кино и его самых популярных и зрелищных поджанров кангэки и тямбара - динамичных фехтовальных фильмов, близких американским американскому вестерну. Обычно эти ленты были экранизацией исторических драм «дзидайгэки» из репертуара театра Кабуки. И эта тесна связь с традициями с самого начала придавало японским ганстерским лентам ярко выраженный национальный колорит, разительно отличающий японские кино-образцы от их американского аналога.

Первое появление героя-якудза на японском экране произошло в 1920-1930 гг., когда средневековые каноны исторической драмы начали уступать место поиску новых форм и новых персонажей, рожденных современной жизнью и влиянием западного театра и кино. Это было временем зарождения так называемой реформаторской «исторической драмы», галерея образов которой пополнилась новыми персонажами-людьми, свободными духом и не признающими в жизни никаких запретов. Это - якудза, бродяги, странствующие циркачи, разорившиеся самураи - так называемые ронины, мелкие мошенники и т.д., которые стремительно ворвались на японский экран. Да и сами самураи в японском кино, традиционно являвшиеся до недавнего времени олицетворением благородства и стойкости, все чаще стали приобретать образ мятежных и циничных бунтарей - одиночек.

Этот новый экранный тип героя впервые появился в сценарии Сусукита Рокухэй, написанного для фильма «Мастер гравюры» («Укиёэ-си», 1923 г.). Не только главное действующее лицо, но и центральными сцены сражений на мечах были совершенно непривычными для японских зрителей. Они были сняты по образцу американских «фильмов действия» - динамичных, с быстрой сменой кадров, позволяющей придать поединкам особую остроту и напряженность и вызвать у зрителя эмоциональное потрясение. В этих сценах уже не было ничего общего со стилизованными «балетными движениями», унаследованными от Кабуки, правда, насилия на экране стало больше, а реализм был принесен в жертву красоте формы.

Критики назвали героев Сусукита «бандитами-нигилистами», а когда их начал играть в 1924 г. известный актер Бандо Цумасабуро, образ страдающего мятежника, не понятого его окружением, прочно вошел в галерею героев японского кинематографа. Как пишет историк японского кино Сато Тадао: «Как правило, японская публика не сочувствовала нестоящему самураю, также как изгою, не принадлежавшему к правящему классу. Настоящий самурай - тот, кто сражается за свою гордость и честь, поэтому настоящие образцы самурайского духа не обязательно должны являть представители воинского сословия. Люди, обладающие этими духовными качествами и попадающие и затруднительные обстоятельства, вызывают гораздо большее сочувствие, что и было одной из причин популярности фильмов о бандитах, якудза времен феодализма» [2].

С наступлением 1960-х меняется и сам зритель, и тематика якудза эйга. Теперь создатели криминальных лент были вынуждены ориентироваться на новую социальную группу японцев - преимущественно, одиноких мужчин, приехавших из провинций в крупные города в поисках работы. Япония переживала в 1960-е гг. период высоких темпов экономического и индустриального роста. Вновь открывающие городские предприятия и модернизированные старые заводы и фабрики постоянно испытывали острую потребность в новой рабочей силе, тогда как деревня еще жила во многом своей патриархальной жизнью. И тысячи молодых сельских жителей ринулись в большие города с мечтой о новой обеспеченной жизни, оставив в далеких деревнях семьи и друзей. Получив работу, они сожалели о потерянной радости человеческого общения и тепле родного дома. И чтобы как-то скрасить свой холостяцкий быт и забыть свое одиночество, эти провинциалы направлялись в кинотеатры, чтобы окунуться в мир грез и почувствовать себя приобщенным к какой-то группе людей, близким по духу или по жизненным проблемам.

Глядя на экран, они часто отожествляли свою тяжелую жизнь с судьбой одиноких якудза. Ведь их привели на путь преступлений та же разобщенность с окружающим миром и такое же стремление стать членом небольшой, тесно спаянной дружбой и верностью группы людей, стремящихся к свободной жизни. Современные фильмы о якудза предлагали молодому одинокому человеку, растерявшемуся в большом городе, своего рода спасительную утопию, в которой он нуждался острее всего. И чем нереальнее она была, тем казалась для одиноких людей, пришедших в кинотеатры, прекрасным идеалом, затаенной мечтой об утраченном доме и человеческом общении. А заодно сценаристы сознательно строили сюжеты якудза эйга так, чтобы найти оправдание насилию со стороны групп якудза, представив его как ответ простых людей на гнет больших предприятий, которые, заботясь только о прибыли, забывают о своих работниках, делая людей придатком машин. И такому повороту событий весь зрительный зал аплодировал от души.

Эти фильмы и их идеи оказались востребованными тогда и практически всеми политическими силами Японии в условиях бурных общественных волнений, охвативших страну в 1960-е гг. Консерваторы и националисты воспринимали эти ленты о благородных якудза как восхваление японских ценностей прошлого. Знаменитый Мисима Юкио сравнивал их с античными трагедиями [3]. А студенты и активисты левого крыла видели в этих вымышленных персонажах бесстрашных борцов за интересы простого народа. Фукасаку Киндзи - один из выдающихся режиссеров этого жанра откровенно признавал: «Для бунтарей 60-х фильмы о якудза стали эмоциональной разрядкой» [4].

Попытки романтизировать образ якудза в Японии отвечало и стремлению представителей самой организованной преступности реабилитировать себя в глазах общества. Они вкладывали немалые деньги в ганстерские фильмы и негласно участвовали в кинопроизводстве, а заодно и контролировали его. Их власть над миром кино была настолько велика, что когда полицейские попытались воспрепятствовать выходу на экран одной из криминальных лент, сын знаменитого главы самого влиятельного клана Ямагути-гуми Таока Мицуру моментально разрешил все проблемы. А еще японская мафия любила поиграть в меценатство и всегда трепетно относилась к своим кумирам, в числе которых называют недавно ушедшего из жизни идола японского криминального кино Такакура Кэн, блестяще сыгравшего благородных ганстеров в десятках фильмов киностудии «Тоэй».

[1] Сато Тадао. Кино Японии. М., 1988. С.38.
[2] Там же.
[3] Денисов И. Якудза эйга. Жанровое кино по-японски /Проблемное поле/ - http://www.russ.ru/pole/YAkudza-eiga
[4] Там же.
 
« Пред.   След. »
Яндекс.Метрика
Институт Дальнего Востока РАН