Кужель Ю.Л. Синтоистские традиции в драматургии «дзёрури»
10.01.2013 г.

Синтоистские традиции в драматургии «дзёрури»

Ю.Л. Кужель

Синтоизм - целый комплекс представлений, основанных на древних верованиях, поклонении божествам или духам - ками, которые населяют мир, присутствуют во всём, что «видит глаз и слышит ухо». Синтоизм сформировал у японцев особый взгляд на природу и взаимоотношения, явился неотъемлемой составляющей традиционного мировоззрения, частью японской культуры, соответствовал «мифологическому укладу мышления».

В 18 в. среди купечества пробуждается интерес к cинтоистской традиции, в которой им видится средоточие японских ценностей. Синтоизм как важнейший элемент мировоззрения горожан эпохи Токугава (1603-1867) нашёл отражение в драматургии «дзёрури» на уровне быта, культа и религиозных представлений.

Определённое место в пьесах занимают всевозможные суеверия, проявление сверхъестественного, истоки которого лежат в синтоистском осознании, того, что происходит рядом. В восприятии героев драм «дзёрури» окружающий мир, помимо всего прочего, населялся существами, обладавшими демоническими свойствами.

В первую очередь, это относилось к лисам, которые, по поверью, прибегая к чарам, могли принимать облик человека, творить над ним различные заклинания, кружить голову, вмешиваться в его жизнь, меняя её течение. По мотивам известной легенды о белой лисице из леса Синода, которая превратилась в человека, вышла замуж, родила сына Сэймэя, ставшего в последствии известным прорицателем, Такэда Идзумо 1 (? - 1747) написал пьесу «Белая лисица из леса Синода» («Асия Доман оути кагами», 1734). Сэймэй с помощью матери-лисицы в финале оживляет отца, тело которого разрубили враги.

Синтоистское сознание вобрало в себя и веру в духов, лишённых плоти. Истории о «моно но кэ» имели давние традиции, сохранялись на протяжении веков и отразились, в том числе, и в драматургии «дзёрури». Духи умерших появлялись среди живых, чтобы внести смятение в их жизнь, принести им беду или же прийти на помощь.

В сцене «Дом Томбэя» из пьесы Хирага Гэнная «Чудо на переправе Ягути» («Синрэй Ягути но ватаси», 1776) действующим лицом становится дух военачальника Ёсиоки. Вызвав у дочери паромщика любовь к своему младшему брату Ёсимунэ, дух Ёсиоки добивается того, что узнаёт тайну своей гибели: виновником был отец девушки. Более того, дух Ёсиоки подаёт знак Ёсимунэ вступить в битву без опаски, поскольку с помощью потусторонней силы он сможет одолеть врага.

С появлением буддизма политеизм синто позволил принять в свою систему ряд божеств из буддийского пантеона при сохранении условия, что за ними закрепилась роль богов-охранителей. Это не противоречило синто, открытому для любой религии, после согласования её догматов с японской традицией.

В синтоистском сознании буддийские боги почитались как ками, которых следует считать своими родными, хотя они и «пришлые». Подобный прагматизм особенно был распространён среди горожан, которые, например, воспринимали Эбису и Дайкоку из семёрки богов счастья Ситифукудзин, как местных. Они отождествили персонаж японской мифологии Окунинуси (Хозяин большой страны, считающийся собирателем земли японской) с Дайкоку (китайское чтение Окунинуси звучит как Дайкокусю, хотя «коку» пишется разными иероглифами). Японцы посчитали их единосущными [1]. Игра на чтениях иероглифов послужила предлогом для сближения различных божеств - своего национального и чужеземного.

Взаимопроникновение синтоизма и буддизма, продолжавшееся и в 18в., отразилось в драме «Самоубийство влюблённых, или Трава очиток» («Синдзю маннэнсо», 1708). Влияние синтоизма проявилось в вере в силу предсказания с помощью очитка (по-японски «трава десяти тысяч лет») с горы Коя - оплоте буддийской школы Сингон. Считалось, что, если намочить очиток, сорванный на Святой горе, то по листьям можно узнать, жив ли человек или нет.

В соответствии с синтоистской традицией большое значение японцы придавали прорицательству и пророческим снам, в них ушедшие из жизни о чём-то предупреждали живых. Это рассматривалось как предостережение с их стороны, знак богов. Через своего посланника они указывали выход, путь, которому должен следовать тот, кому приснился сон. В вещем сне, увиденном Ёхэем за месяц до годовщины смерти Окамэ, она призывала его к самоубийству, которое им помешали совершить вместе, просила соединиться с ней в ином мире («Осенние листья в четвёртом месяце»).

Синтоистской тональностью окрашено в пьесах такое возвышенное чувство как любовь. Обеты, которые в то время были распространены между возлюбленными, продавались в синтоистских храмах, например, в храме Кумано, молодые люди клялись в вечной любви синтоистскими богами [2]. Храм Кумано - комплекс синтоистских храмов, посвященных трем божествам: Идзанаги, Хаятама и Мусубу - являлся хранителем древних ритуалов и культов, находился в особой зоне, которая оказала влияние на культурную традицию Японии.

Персонажи драм совершали паломничество в синтоистские храмы (о-кагэмаири) не только с целью приобретения любовных обетов, но и амулетов, с именем Аматэрасу, которые воспринимались как тело бога «синтай» и по возвращении водружались на домашний синтоистский алтарь камидана. Синтоистский культ, раздвинув рамки храма, вошёл в каждый дом. Если раньше японцы прежде всего посещали буддийские храмы богини Каннон и эзотерической школы Сингон на горе Коя, то в 18в. участились паломничества в основное синтоистское святилище Исэ.

Аматэрасу, оставаясь главным объектом поклонения императора, превратилась в народный культ. 18 век вошёл в историю как время, когда в симбиозе различных верований, учений, религий начинает усиливаться роль синтоистской составляющей. Одним из доказательств этого является рост популярности паломничества в Исэ.

С синтоистским мироощущением связаны разнообразные японские праздники мацури, как религиозные, так и утратившие культовую основу. В синтоизме берёт начало большинство японских календарных обрядов, которые наполняли быт горожан, делали его разнообразным и привлекательным. В сферу праздников, когда происходило единение людей с божествами, включался синтоистский храм, в котором устраивались представления на мифологические сюжеты, а также театр, где эти же сюжеты вплетались в драматические произведения. Безусловно, праздник входил и в дом, становился важнейшей частью жизни японцев.

В Японии всё, что ассоциируется с печалью, принимает буддийскую форму, но возвращение к могилам предков, бесспорно, относится к синтоистскому мировоззрению, и обстановка, в которой проходил этот ритуал, была праздничной.

Праздник О-Бон иллюстрирует синто-буддийский синтез. В нём главное не столько момент грусти, сколько радость воссоединения с душами умерших предков, посещающих дом в дни праздника. Обрядность О-Бон включает элементы обеих религий и имеет культурообразующее значение. Согласно синтоизму, по истечении времени умершие, если они не героические личности, теряют свою индивидуальность и превращаются в ками, но остаются рядом с родными и участвуют в их жизни.

Выдающиеся персонажи истории и после смерти сохраняли особые черты, становились божествами, которым поклонялись, для которых строили святилища. С целью умиротворения духов известных людей их провозглашали великими, возводили в высокие чины. Таким, например, считался Сугавара Митидзанэ, упоминание о котором встречается в пьесах Тикамацу. Более того, судьба этого обожествлённого героя описана в драме «Секреты каллиграфии дома Сугавара» [3].

Обыгранная в пьесе легенда об отношении Сугавара к сливе (умэ), вишне (сакура) и сосне (мацу) становится понятной в контексте традиционных верований японцев, поклоняющихся природе и почитающих духов деревьев. Персонажи природного мира несли смысловую нагрузку. Слива олицетворяла верность, вишня - мимолётность, в которой скрыта красота, сосна - долговечность. Знаковость имён сыновей Сугавара - Умэомару, Сакурамару, Мацуомару уходит корнями в синтоистскую традицию. В каждом из них заложена частица души соответствующего дерева, ками которого помогает выявить в человеке сущее и ведёт его по зыбкому морю жизни. «Высокая душа дерева» проявилась в героическом поступке Мацуомару, принесшего в жертву своего сына. В драматическом произведении соединились легенда о жизни знаменитого человека и символика, восходящая к синтоизму, сформировавшему философию единства человека и природы.

Драматургия 18в. насыщена мифологическими аллюзиями. Японское художественное сознание формировалось под влиянием стойких культурных традиций. Приём отсылки к мифологическому прошлому был распространён и воспринимался театральной публикой как естественный.

В театре зритель переносился из обыденной сферы в мифопоэтическую, оказывался в «особом измерении бытия». В драматургию «дзёрури», развивавшуюся во взаимодействии с национальными традициями, поэтика синтоистских реминисценций пришла из театра Но, где мифология синто впервые легла в основу драматических произведений

Синтоистское сознание вмещало разнообразную информацию из мифов, момент узнавания которых был обязательным компонентом театрального представления. Текст, как и всё, что находилось в сценическом поле, отличался «знаковой насыщенностью», сопряжённой, в том числе и с мифологией. Зритель, знакомый с истоками, погружённый в культурную среду, понимал явленное и скрытое. Это напоминало нахождение на мосту «укихаси» из «Кодзики», который, всплывая и исчезая, открывал Путь от неявленного к земному.

Спектакль строился как полноправный разговор с залом. Возможность такого диалога определялась тем, что зритель обладал «культурной памятью», был вовлечён в национальную духовную систему ценностей и без труда ориентировался в художественном потоке, который «обрушивался» на него со сцены.

Бытовая и театральная жизнь японцев проходила в согласии с синтоизмом, проявившимся в жизненном укладе, веровании, культовых устоях. Синто стал первоистоком, сформировавшим наряду с конфуцианством и буддизмом традиционный образ мышления японцев на основе идеи единства трёх религий-учений - «санкё итти». Среди верований и религий, которыми была богата внутренняя жизнь японцев, в 18в. значительно возросла роль автохтонной религии синто, в которой гармонично соединялись морально-этические и религиозные установки. В целом, среди горожан пробудился живой интерес к исконно японским духовным ценностям, носителем которых был синтоизм, с его мифологическим и эстетическим ресурсом.

Ярким свидетельством естественного внимания литературы 17-18вв. к синто является творчество драматургов, прежде всего Тикамацу Мондзаэмона. Драматургия «дзёрури» насыщена мотивами глубого родства с синто, она пронизана той частью нравственной жизни японцев, которая сформирована синто, занимающим «ключевое место» в культуре страны и через веру в ками определившим Путь японцев.

Ссылки:

1. Накорчевский А.А. Синто. с. 143.

2. Нихон котэн бунгаку тайкэй, т.49. Токио, 1970, С.372, 396

3. «Сугавара дэндзю тэнараи кагами», Такэда Идзумо. Намики Сэнрю, Миёси Сёраку. С. 746.
Последнее обновление ( 10.01.2013 г. )