Щепкин В.В. Влияние возвышения маньчжуров на формирование внешней политики Японии в 1-ой пол. XVII в |
15.10.2014 г. | |
Влияние возвышения маньчжуров[1] на формирование внешней политики Японии в 1-ой пол. XVII в.Система внешних отношений сёгуната Токугава, в целом сложившаяся к 1640-м гг. и получившая впоследствии название «политика самоизоляции» (яп. сакоку 鎖国), выглядела следующим образом. Дипломатические отношения велись с двумя государствами региона, Кореей и королевством Рюкю. Они имели форму регулярных посольств со стороны этих государств ко двору сёгуна и ведения переписки. Торговля с этими странами также велась, но была отдана в руки княжеств Цусима и Сацума соответственно. Подобным образом княжество Мацумаэ на севере Японии обладало монополией в торговле с айнами. Айны посольств ко двору сёгуна не отправляли, но церемонии выражения покорности с подношением даров проводились при дворе князя Мацумаэ. Кроме этого, торговлю с Японией вели китайские и голландские купцы. Поскольку официальных отношений с Китаем и Голландией не было, торговля с ними формально была отдана в руки частных лиц, которые, тем не менее, находились под контролем наместника бакуфу в Нагасаки (яп. Нагасаки бугё: 長崎奉行). Отношения с Кореей и Рюкю в период Токугава назывались «цусин» (яп. 通信), отношения с Китаем и Голландией - «цусё» (яп. 通商)[2].Борьба с христианством могла повлиять на политику лишь в отношении европейских стран и отчасти собственного населения. Чем же руководствовалось правительство Японии при выстраивании отношений с соседними странами и народами - Кореей, Рюкю и айнами? Возможно, значительное влияние на этот процесс оказали напрямую не связанные с Японией события - объединение чжурчжэньских племен, их последующее усиление и приход к власти в Китае. Судя по всему, японцы впервые узнали о чжурчжэнях во время корейской кампании Тоётоми Хидэёси (1592-1598). Полководец Като Киёмаса (1562-1611) писал советнику Хидэёси о людях страны Оранкай (яп. 兀良哈)[3]: 1) в земле Оранкай нет правителя, она напоминает страну «военных лиг» (яп. икки 一揆), каждая из которых имеет свой опорный пункт; 2) корейцы боятся людей из Оранкай; 3) Оранкай примерно в два раза больше Кореи; 4) люди Кореи и Оранкай отличаются по своим физическим характеристикам[4]. Людьми, населявшими Оранкай, и были чжурчжэни. В 1598 г. после скоропостижной смерти Хидэёси японцы отступили из Кореи, однако интереса к землям к северу от Кореи власти Японии не потеряли. В 1599 г. Токугава Иэясу расспрашивал Какидзаки Ёсихиро (1548-1616), фактически владевшего южной оконечностью острова Эдзо (Хоккайдо), о ситуации в «северном Корё» (яп. Кита Ко:рай 北高麗), под которым имелись в виду земли к северу от Кореи (Оранкай)[5]. Судя по всему Иэясу находился под влиянием представления, что земли Эдзо подходят вплотную к землям чжурчжэней. Однако, возможно, Какидзаки Ёсихиро смог убедить Иэясу в обратном, поскольку в дальнейшем тот не предпринимал каких-либо серьезных мер во внешней политике в северном направлении, полностью сосредоточившись на выстраивании отношений с Кореей и Рюкю, а также ища пути для мирных переговоров с минским Китаем. Тем временем в 1616 г. чжурчжэньский полководец Нурхаци, завершивший объединение чжурчжэньских племен под своей властью, принял титул хана и объявил о воссоздании чжурчжэньского государства Цзинь (кит. 金). Это обострило ситуацию в районе Ляодунского полуострова, где сходились границы трёх государств - Кореи, минского Китая и Цзинь. В 1618 г. Нурхаци вторгся в минский Китай, и в сражении при Сарху-алинь ему удалось нанести сокрушительное поражение объединенным китайско-корейским войскам. В 1621 г. он захватил крупнейшие к востоку от реки Ляохэ опорные пункты, Ляоян и Шэньян, который был переименован в Мукден и позже стал столицей. Нурхаци же двинулся дальше и в 1626 г. окружил Нинъюань. Однако благодаря использованию европейских пушек китайцы смогли отбить натиск чжурчжэней. Нурхаци вернулся в Мукден, где вскоре скончался. После смерти Нурхаци ханский престол занял его восьмой сын Хунтайджи (Абахай), продолживший дело отца. К 1635 г. в подданство была приведена Внутренняя Монголия, а Хунтайджи принял титул монгольского великого хана. А в 1636 г., сменив название государства на «Дай Цин» (кит. 大清), он провозгласил себя императором, тем самым претендуя на звание общего для трех народов правителя, чжурчжэням же он повелел незадолго до того именоваться маньчжурами. В Корее в 1608 г. на престол взошел Кванхэгун. Тремя годами ранее Нурхаци отправлял в Корею письмо с просьбой о дружеских отношениях. Однако поскольку Корея была вассальным минскому Китаю государством, Кванхэгун решил занять нейтральное положение между двумя странами. Тем не менее, когда от китайцев пришло требование о военной поддержке во время нападения Нурхаци в 1619 г., корейцы выделили армию в 10 тысяч человек. В 1623 г. в результате переворота на престол взошел Инчжо. Выполняя обязательства перед соратниками по перевороту, он занял античжурчжэньскую позицию. Однако чжурчжэни, проиграв в битве при Нинъюань, решили укрепить тыл и в 1627 г. вторглись в Корею. Инчжо, пообещав братские отношения, смог заключить с ними мир. Когда же после укрепления тыла на повестку дня чжурчжэней встало нападение на Китай, Хунтайджи потребовал от Кореи преобразовать братские отношения в вассальные, а также выделить вспомогательное войско. В ответ на это Инчжо издал указ о всеобщей мобилизации. Воспользовавшись этим поводом, Хунтайджи лично во главе 130-тысячного войска вторгся в Корею и добился приведения ее в подданство. Ощущая нестабильность у своих северных границ, Корея была крайне заинтересована в поддержании мира с Японией. Возможно, именно этим объясняется довольно быстрое заключение мирного договора по результатам корейской кампании Хидэёси - в 1607 г., а также беспрекословное согласие на требования японцев об отправке посольств ко двору сёгуна. Корейцы были заинтересованы в приобретении японской артиллерии, действие которой они смогли ощутить на себе незадолго до этого, и на начальном этапе княжество Цусима активно продавало им её. Однако в 1617 г. во время визита второго посольства из Кореи правительство запретило продажу оружия иностранцам, а в 1621 г. - вывоз оружия из страны вообще[6]. Однако после сражения при Сарху-Алинь мощь Поздней Цзинь становится очевидной и для японцев. Бакуфу через приезжающих в Нагасаки китайцев узнало о захвате чжурчжэнями Ляодунского полуострова и, жестко упрекнув княжество Цусима в несообщении этой информации, приказало более активный сбор сведений. В итоге эти сообщения были подтверждены и корейской стороной. В 1622 г. княжество передало Корее, что в случае необходимости бакуфу готово отправить вспомогательный военный контингент. В ответ на это корейское правительство хоть и отказалось от военной помощи, но попросило наладить поставки оружия. Княжество Цусима начало такие поставки, не дожидаясь воли бакуфу, и только по сохранившимся источникам известно о 14 случаях таких поставок в период с 1623 по 1630 г.[7] Узнав от княжества Цусима о вторжении чжурчжэньских войск в Корею в 1627 г., бакуфу приказало отправить посольство для сбора информации. Посольство было отправлено в 1629 г. Впервые со времени корейской кампании Хидэёси японцам было дозволено войти в Сеул. Однако к тому моменту чжурчжэньские войска уже покинули территорию страны, да и отправка войска была не выгодна также переговорщикам - представителям княжества Цусима, на плечи которых, во-первых, легла бы обязанность исполнения этой инициативы, и которые, во-вторых, понесли бы определенные торговые убытки от эскалации конфликта на Корейском полуострове. Поэтому предложение японской стороны закончилось ничем. Когда чжурчжэньские войска во второй раз вторглись в Корею и заставили ее признать свой вассалитет, они также направили через Корею подобное требование и Японии. Однако благодаря тому, что Корея в одностороннем порядке решила не исполнять его, требование закончилось ничем. Так смена династии в Китае косвенно коснулась и Японии. Если во время первого нападения чжурчжэней на Корею японские власти всерьез говорили об отправке военной помощи в Корею, то на этот раз отправка даже не обсуждалась. Бакуфу решило не вмешиваться в процессы на материке в частности потому, что к 1636 г. было практически закончено формирование системы внешних отношений, о которой говорилось выше. Установив регулярные дипломатические отношения с Кореей и Рюкю, урегулировав торговлю с айнами, а также систематизировав поставки и поставщиков из числа китайских и голландских купцов, японские власти окружили страну своеобразными буферными зонами, с помощью которых дистанцировались от событий на материке, в частности в Китае. Возвышение чжурчжэней же сыграло в этом процессе важную роль. Если мы посмотрим на процесс формирования внешней политики сёгуната Токугава, то увидим, что он довольно четко подразделяется на два этапа. До 1616 г. основным направлением внешней политики стал поиск путей для переговоров с минским Китаем и восстановление торговых и дипломатических отношений с ним. Однако из-за того, что по разным причинам Китай на контакт не шёл, а как раз с 1616 г. началось планомерное усиление чжурчжэней и их войны с Кореей и Китаем, Япония приступила к постепенной переориентации своей внешней политики, построив, в конечном счете, японоцентричную дипломатическую систему, выведя Китай за ее пределы. Позже, когда к власти в Китае окончательно пришли маньчжуры, в Японии, как и в других странах региона (Корее и Вьетнаме), усилились идеи о том, что Китай, будучи покоренным варварами, перестал быть центром вселенной, которые немало способствовали формированию представлений о Корее как маленьком Китае или о Японии как истинном срединном государстве[8]. В Японии маньчжурскую династию называли не иначе как Даттан (яп. 韃靼), не скрывали своего презрительного к ней отношения и ни разу не пытались завязать хоть какие-то отношения. Однако это объяснялось не только неприязнью, но и простыми опасениями попасть под удар воинственного народа. Когда маньчжуры привели в подданство королевство Рюкю, бакуфу всерьез опасалось, что рюкюсцы будут включены в административный аппарат Китая и начнут перенимать маньчжурские порядки, такие как ношение косичек. Бакуфу тогда решило оставить все на совесть княжества Сацума, которое и отвечало за отношения с этой страной (так же оно поступит позже, когда установления торговых отношений от Рюкю потребует американский коммодор Мэтью Пэрри в 1853 г.). Однако опасения бакуфу оказались напрасными: маньчжуры лишь обязали Рюкю раз в два года отправлять в Китай посольство с данью. Тем не менее, бакуфу продолжило тщательно скрывать от маньчжуров свои отношения с Рюкю, опасаясь военного конфликта с ними[9]. Большое влияние возможная опасность со стороны маньчжуров оказала и на отношения японцев с айнами. Из записок европейских миссионеров Иеронимо де Анжелис и Диего Карвалью (1618 и 1620 гг. соответственно) мы узнаем, что торговля японцев с айнами велась в форме приездов айнов из разных частей острова в княжество Мацумаэ[10]. Однако Маартен де Фрис, который побывал у берегов Хоккайдо в 1643 г.[11], говорит уже о другой форме торговли, при которой японские суда прибывали в земли айнов[12]. В том же году в западном Эдзо под предводительством Хэнаукэ произошло восстание айнов, остававшихся долгое время до того сравнительно спокойными по отношению к японцам. Судя по всему, в 1643 г. уже действовала система предоставления в качестве жалования торговых площадок (яп. акинаиба тигёсэй 商場知行制), в рамках которой за вассалом князя Мацумаэ закреплялся тот или иной район земель Эдзо, и населявшие этот район айны могли торговать только с ним или его представителями на собственной территории. Получается, что система эта была введена между 1634 и 1643 г., и есть основания полагать, что возможная опасность со стороны маньчжуров сыграла в этом не последнюю роль. Действительно, изменение схемы торговых отношений с айнами трудно назвать логическим следствием их развития. До 1630-х гг. айны были полноценным и независимым игроком в системе торговых отношений Восточной Азии, предметами торговли были как добытые ими в собственных землях рыба, перья и пр., так и товары, полученные в рамках той же торговли от соседних народов. С введением системы предоставления в качестве жалования торговых площадок власти княжества Мацумаэ способствовали тому, чтобы айны не покидали своих земель и использовались лишь в качестве рабочей силы для добычи рыбы и других натуральных товаров с целью последующей их передачи японским купцам в обмен на рис и японские предметы быта. Таким образом, в конечном счете новая система могла быть нацелена на обретение контроля над айнами и недопущения их контактов с маньчжурами. Как мы смогли увидеть, власти Японии при выборе внешнеполитического курса в 1-ой пол. XVII в. и выстраивании отношений с ближайшими странами и народами (Кореей, Рюкю и айнами) постоянно учитывали ситуацию на материке, прежде всего в районе Ляодунского полуострова. Таким образом, возвышение маньчжуров и изменения в расстановке сил наряду с рядом других факторов оказали значительное влияние на формирование строго регламентированной системы внешних отношений Японии XVII-XIX вв., характеризуемой многими как самоизоляция. [1] Указ об использовании чжурчжэнями самоназвания «маньчжуры» вышел в 1635 г., незадолго до того, как название династии Цзинь было изменено на Да Цин, а Хунтайджи объявил себя императором, тем самым высказав претензии на китайский престол. В тексте статьи при описании событий, относящихся к периоду до 1635 г. употребляется этноним чжурчжэни, а после 1635 г. - маньчжуры. [2] В частности разница между ними видна на следующем примере. В отношениях с Кореей и Рюкю все связанные с ними финансовые затраты на территории Японии (приём посольств, отправка на родину потерпевших кораблекрушения) несла японская сторона. Китайцы и голландцы же сами несли всё финансовое бремя, связанное с пребыванием на территории Японии, включая регулярные поездки голландцев ко двору сёгуна в Эдо. [3] Этноним «Оранкай» (или «Урянхай» в китайском прочтении) в зависимости от региона использовался в отношении довольно разных народов или групп населения. По мнению некоторых исследователей, это слово стали использовать в X в. переселявшиеся на территорию современных Монголии и Бурятии монголоязычные народы для обозначения иноэтнических раздробленных племен. Именно вследствие этого слово затем закрепилось за населявшими Алтай тюркоязычными народами, в частности тувинцами - в дореволюционной России именно в отношении Тувы употреблялось название Урянхайский край. По утверждению Г. В. Ксенофонтова, якуты использовали это слово для обозначения собственных предков из числа тунгусских народов (Ксенофонтов Г. В. Ураанхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. Т. I. Кн. I. Якутск, 1992 (1937). С. 447). Другие исследователи говорят об этом этнониме как о самоназвании древних эвенков (Василевич Г. М. Уранкаи и эвенки // Доклады по этнографии. Вып. 3. Л., 1966. С. 65-77). Н. В. Кюнер пишет, что в китайских источниках «урянхай» используется в отношении конкретного племени Кумоси, обитавшего в Западной Маньчжурии и Северо-Восточной Монголии (Кюнер Н. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961. С. 36). По свидетельству Рашид ад-Дина, у монголов слово «урянхай» было общим для народов, населявших леса (Рашид-ад-дин. Сборник летописей. М.; Л., 1952. Т. 1, кн. 1. С. 122-123). Судя по всему, слово действительно употреблялось в отношении прежде всего тунгусо-маньчжурских народов. [4] Като Киёмаса мондзёсю 加藤清正文書集 (Собрание документов о Като Киёмаса) // Кумамотокэн сирё тюсэйхэн 5 熊本県資料中世篇5 (Исторические материалы префектуры Кумамото: раздел Средние века, 5). - Кумамотокэн 熊本県, 1933. - Документ 15. [5] Синра-но кироку 新羅之記録 (Записки [о стране] Синра) // Син Хоккайдо си 新北海道史 (Новая история Хоккайдо), том 7. - Хоккайдо-тё 北海道庁, 1969. - С. 46. [6] Арано Ясунори 荒野泰典. Эдо бакуфу то хигаси Адзиа 江戸幕府と東アジア (Военное правительство Токугава и Восточная Азия). - Токио 東京, Ёсикава кобункан 吉川弘文館, 2003. - С. 88. [7] Там же. С. 88. [8] См., напр.: Маранджян К. Г. Интерпретация китайской схемы «Срединное государство - варвары» в учении Сато Наоката // 20-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Часть 1. М., 1989. С. 190-194. Спустя более 150 лет после описываемых событий японский мыслитель Хаяси Сихэй также уподоблял современных ему маньчжуров монголам времен династии Юань, во время правления которой произошли единственные на тот момент внешние нападения на Японию, и призывал власти задуматься об обороне страны. См. «Кайкоку Хэйдан» («Военные беседы о морском государстве») Хаяси Сихэй. Предисловие. Пер. с яп. и комм. В. В. Щепкина // Письменные памятники Востока, №12(1), 2009. С. 54-55. [9] Арано Ясунори. Указ. соч. С. 159. [10] Hubert Cieslik (ред.). Хоппо танкэнки北方探検記 (Записи об экспедициях на север). Токио東京: Ёсикава кобункан芳川弘文館, 1962. С. 56, 68-69. [11] Подробнее о его экспедиции см. Гришачев С. В. Плавание Маартена де Фриса: история, картография, историография // История и культура традиционной Японии 3 / Отв. ред. А. Н. Мещеряков. - М.: Наталис, 2010 (Серия Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Выпуск XXXII). - С. 168-182. [12] Китакамаэ Ясуо北構保男. Сэнроппяку ёндзюсаннэн Айну сякай тамбо ки - Фурису сэнтай кокай кироку 1643年アイヌ社会探訪記-フリース船隊航海記録 (Сведения об айнском обществе 1643 г. - Записки экспедиции Фриса). Токио東京, Юдзанкаку сюппан 雄山閣出版, 1983. С. 111. Источник: Щепкин В. В. Влияние возвышения маньчжуров на формирование внешней политики Японии в 1-ой пол. XVII в. // Страны и народы Востока / Под общ. ред. И. Ф. Поповой. Вып. XXXIV. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2013. С. 73-83. Щепкин Василий Владимирович, к.и.н., научный сотрудник отдела Дальнего Востока ИВР РАН |